Чем можно объяснить легкость побед гитлеровской Германии над странами Западной Европы?

Короткий ответ: сочетание немецких сильных сторон (доктрина, организация, рискованные планы) и союзнических слабостей (ошибки, инерция, плохая координация) дало «эффект лёгкости». Подробно по пунктам:

1. Новая оперативная доктрина — «блицкриг».
   Германия первой довела до системы тесное взаимодействие танков, моторизованной пехоты, артиллерии и авиации. Радиосвязь стояла почти на каждом немецком танке, что давало скорость принятия решений и манёвр. Штурмовая авиация (Ju 87 и др.) работала как «летающая артиллерия», подавляя узлы сопротивления и мосты.

2. Концентрация сил, а не «равномерное размазывание».
   Французы и британцы часто распределяли танки по пехотным дивизиям «на усиление», лишая их ударной мощи. Немцы же собирали бронетанковые клинья в самостоятельные ударные группы — прорыв, охват, окружение.

3. Смелый план и оперативная внезапность в 1940-м.
   Ставка союзников (план Дейля) — встретить немцев в Бельгии и Нидерландах — оказалась просчитана: основные франко-британские силы ушли на север, а решающий удар (план Манштейна, «срез серпа») прошёл через «маловероятные» Арденны к Сомме. Прорыв у Седана, быстрый выход к Ла-Маншу, окружение у Дюнкерка — и фронт фактически развалился.

4. Недооценка «узких мест» и логистический хаос у союзников.
   Потоки беженцев, разбомбленные дороги и мосты, нарушенная связь — всё это парализовало переброски и командование. Немцы наоборот использовали оперативную паузу и «Auftragstaktik» (миссионное командование): инициативу на уровне корпусов и дивизий поощряли.

5. Психологический эффект и политическая усталость.
   Травма Первой мировой сделала политиков и общества Франции и Британии очень осторожными; мобилизация шла в логике позиционной войны и долгой осады, а не молниеносного манёвра. Общество Франции было расколото, смена командования в разгар кампании добавила растерянности.

6. Техническо-организационные детали, которые «складывались в сумме».
   — Радиосвязь и штабная культура у немцев быстрее доводили решения «вниз».
   — Французские танки нередко сильнее бронёй/орудием на бумаге, но с худшей обзорностью, без радиостанций на каждом экипаже и использовались поодиночке.
   — Люфтваффе быстро завоёвывала локальное превосходство в воздухе над полем боя, била по переправам и тылам.

7. Ошибки союзного стратегического расчёта.
   Опираться на линию Мажино и ждать «повторения 1914-го» оказалось неверно; надежда, что Бельгия и Нидерланды дадут время на развёртывание, не оправдалась. Информация о возможном ударе через Арденны была, но считалась второстепенной угрозой.

8. Опыт и «обкатка» войск.
   К началу западной кампании Вермахт уже прошёл Польшу, Норвегию и Данию, опробовал десанты (Эбен-Эмаль — яркий пример применения инженеров-десантников и планёров), отладил взаимодействие родов войск. Союзники вступали в большую манёвренную войну без сопоставимой отработки.

9. Фактор удачи и риск-менеджмент.
   Немцы приняли сверхрискованное решение — вести главный удар через лесисто-гористые Арденны с уязвимой колонной снабжения. Риск сработал: противник не успел среагировать. Были и немецкие просчёты (знаменитый «стоп-приказ» под Дюнкерком), но в сумме инициатива и скорость перевесили.

10. Наконец, не «всемогущество» Вермахта, а «слабая связка» у противника.
    Британский экспедиционный корпус воевал храбро, французы проводили контрудары (например, у Арраса), но отсутствие единого темпа, разобщённость штабов и различия в доктрине не позволили закрепить успехи. После Дюнкерка Британия сохранила армию, но континентальная Франция уже была оперативно сломлена.

Итого: «легкость» побед — это иллюзия, возникшая из асимметрии подходов. Немцы навязали войну темпом и манёвром, ударили туда, где их меньше всего ждали, и последовательно превращали отдельные ошибки противника в стратегический обвал.