Составь и запиши рассказ о Чебурашке

Вот мой рассказ о Чебурашке.

Утро в городе начиналось с гулких шагов дворника и запаха свежих баранок. Чебурашка сидел на подоконнике у Гениного домика и разглядывал свои большие уши, в которых отражалось солнце — словно в них помещалось всё небо. Он очень старался быть полезным, а в голове уже несколько дней крутилось одно слово: «мастерская». Мастерская добрых дел. Чтобы у каждого дела был гвоздик, шнурочек и улыбка.

— Гена, — сказал он, когда крокодил в галстуке-бабочке вернулся из магазина с молоком, — давай откроем такую мастерскую! Люди будут приходить, а мы будем помогать.

Гена поправил шляпу, задумчиво постучал по носу и согласился. «Только надо табличку повесить», — добавил он. Табличку Чебурашка нарисовал сам, криво, но с сердцем: «МАСТЕРСКАЯ ДОБРЫХ ДЕЛ. ОТКРЫТО». И сразу стало как-то торжественно.

Первый посетитель появился неожиданно — худенький мальчик Тимофей с огромным рюкзаком и двумя деревянными дощечками под мышкой. Он объяснил, что в их дворе все скамейки расползлись по швам, а бабушкам негде сидеть и обсуждать цены на морковь. Чебурашка загорелся: вот оно, настоящее дело! Гена принес инструменты, а Чебурашка от радости так широко развёл уши, что на мгновение подумал — не взлетит ли.

Они пошли во двор, где ветер таскал пожухлые листья, а старая липа смотрела на мир своими шершавыми ветками. Работы оказалось немало. Гена отдавал команды размеренным басом: «Гвозди под углом! Держи ровно, Тимофей!» Чебурашка старательно держал доски, иногда путал лево и право, зато всегда находил выпавший гвоздик в траве. К обеду скамейка стояла, гладкая и прочная, с маленьким сердечком, которое Чебурашка вырезал ножичком на боковой планке. Бабушки вышли взглянуть — сначала строго, а потом заулыбались: «Ой, какие умницы!» Чебурашка покраснел от ушей до пяток — то есть до пушистого хвостика.

Не успели они вернуться к домику, как случилась вторая просьба. Прибежал взволнованный водитель трамвая № 8. «Господа, — сказал он, — у нас на конечной остановке пропал звук звонка. Без него нельзя — трамвай глухой, люди не отходят от рельсов!» Гена взял отвертку, Чебурашка — маленький фонарик, и они отправились на депо. Звонок действительно молчал. Чебурашка забрался под приборную панель, зажмурился, вспомнил, как Гена вчера объяснял про контакты, и вдруг услышал… музыку. Вернее, не музыку — глухой хруст, как будто маленькая пружинка скучает по своему месту. Он аккуратно подвёл её обратно, Гена закрепил винтом, и трамвай радостно «динь-динь!» — так чисто, что даже голуби на крыше вздрогнули. Водитель снял фуражку и поклонился. Чебурашка улыбнулся — ещё одно дело впало на табличку невидимой галочкой.

Но самым трудным оказалось третье. Вечером к мастерской пришла сама Шапокляк — прямая, как указка, и хитрая, как узелок в кармане. «Мне ничего не нужно, — сказала она, — просто скучно стало. Вот вам коробочка. Откроете её завтра на площади. Будет весело!» И, не дав спросить лишнего, она скрылась, оставив после себя аромат духов и ощущение, что что-то обязательно произойдёт.

— Может, не открывать? — шепнул Чебурашка.
— Откроем, но с умом, — ответил Гена. — И приготовим запасной план.

Утром площадь гудела ярмаркой. Дети тянули родителям руки к воздушным шарам, торговцы выкладывали мёд и варенье. Мастерская добрых дел поставила маленький столик с табличкой «Советы бесплатно». Чебурашка от волнения чесал ухо, глядя на коробочку. Когда стрелка на городских часах коснулась одиннадцати, он осторожно снял крышку. Из коробки вырвались десятки серых ленточек и вразнобой побежали по площади, превращаясь в липкие нити. Они путали ноги, цеплялись за скамейки, прилипали к шарикам — началась суета.

— Это она! — воскликнул Чебурашка и, не теряя времени, вскарабкался на фонарный столб. Уши ловили ветер, глаза — направление нитей. Он заметил, что все они тянутся к одному месту — к старому люку у фонтана, где внизу шумела тёплая вентиляция. Тянулись туда, потому что поток воздуха утягивал их, как пылесос.

— Гена! — крикнул он. — Надо перекрыть поток!

Гена уже бежал к будке смотрителя, и через минуту воздух стих. Нити повисли, потеряли силу и смирно осели на мостовую. Чебурашка, спустившись, собрал их в большой шар, налепил сверху яркую бумажку: «Опасные забавы — не игрушки», — и поставил шар прямо на столик мастерской. Посетители ярмарки смотрели, переглядывались и тихо кивали. Когда Шапокляк, появившись из толпы, подошла ближе, в её глазах смешались удивление и хитрая улыбка.

— Ну вы даёте, — сказала она. — Я надеялась на переполох, а вышел урок вежливости.

— Лучше урок, — тихо ответил Чебурашка. — Переполох и так легко найти.

Шапокляк вздохнула, сняла свою узкую перчатку и протянула руку. «Ладно, — произнесла она, — в следующий раз приду с нормальным делом». И, вдруг смутившись, добавила: «У меня, кстати, в доме заедает лифт». Гена улыбнулся: «Приходите завтра». А Чебурашка поставил на табличке ещё одну невидимую галочку.

Когда ярмарка закончилась, город стал тише, как книга, которую аккуратно закрыли на закладке. Чебурашка сидел на новой скамейке у липы и слушал, как шуршат листья. Ему казалось, что в каждом шорохе звучит «спасибо» — от бабушек, от трамвая, даже от ленточек, которые больше никого не путали. Он подумал, что мастерская — это не инструменты и не табличка, а уши, которые готовы слушать; глаза, которые замечают нужду; и руки, которые не боятся начать.

— Гена, — сказал он поздним вечером, когда в окнах погасили свет, — а если завтра никто не придёт?

— Тогда, — ответил Гена, снимая шляпу перед сном, — мы сами найдём кого-то, кому нужна помощь. На это мастерская всегда открыта.

Чебурашка улыбнулся — и город, казалось, улыбнулся в ответ.