Короткий рассказ о самой высокой горе эверест

Эверест — я слышу, как меня зовут по-разному. В Непале — Сагарматха, «Лоб Небес», в Тибете — Чомолунгма, «Божья Мать снегов». На карте я просто вершина на границе двух стран, но для тех, кто поднимается, я длинная история ветра, льда и упрямства. Мои склоны уходят вверх так высоко, что после восьми тысяч начинается «зона смерти»: воздух редок, шаги короткие, каждый вдох как маленькая победа.

Внизу, у ледника Кхумбу, трещины раскрываются темными ртами, а ледопад живет собственной жизнью — грохочет, перекидывает лестницы, проверяет терпение. Ветра меняют настроение за минуты: солнце обещает мягкий день, но вдруг налетает струя с западного гребня, и палатки пляшут, будто сделаны из бумаги. Ночью скрипят кошки, шепчутся карабины, в снегу мерцают маленькие лампадки — молящиеся о проходе.

Люди приходят ко мне с разными причинами. Кто-то ищет рекорд и фотографию на вершине, кто-то — разговор с самим собой, который внизу все время срывают звонки и дела. Шерпы — мои самые давние знакомые; они двигаются легче других, читают лед и облака, как старую книгу. 29 мая 1953 года на моей макушке впервые задержались двое — Тенцинг Норгей и Эдмунд Хиллари. С тех пор здесь были сотни флагов, тысячи следов и столько же историй, и радостных, и горьких.

Я принимаю всех одинаково — и тех, кто ползет медленно, и тех, кто мчится в «окно погоды». Но я не горжусь своей «высотой». Высота — это цифра. Настоящая трудность — в том, чтобы подниматься и вовремя повернуть назад. Мои карнизы иногда обманывают, снежные перья маскируют пустоту, камни помнят шаги тех, кто переоценил силу.

Когда редкое утро открывает горизонт, мир кажется простым: тени восьмитысячников тянутся на сотни километров, и тишина похожа на ответ — не о славе, а о мере. Я — Эверест, самая высокая точка суши, но смысл моих склонов не в вершине. Смысл — в пути, который каждое сердце выбирает само, и в уважении, с которым этот путь пройден.