Как вы думаете, какое влияние на русских людей оказало избрание царя Бориса на Земском соборе?

Как по мне, избрание Бориса Годунова на Земском соборе (1598) ударило по людям в двух измерениях — психологическом и социально-политическом.

Во-первых, это был слом привычной «богоустановленной» логики наследования. После Фёдора Иоанновича династическая линия Рюриковичей прервалась, и впервые «царя выбрали». Для части общества — особенно для служилых людей и горожан — это давало надежду: раз уж собор может «соборно» узаконить власть, значит, есть инструмент предотвращения междоусобиц. Появилось ощущение, что «всем миром» можно стабилизировать страну. Но у значительной доли бояр и консервативно настроенных людей это вызывало недоверие: царь без «родовой святости», да ещё и «выдвиженец» — значит, власть менее сакральна и более уязвима. Отсюда — напряжённость, слухи, готовность верить в альтернативных претендентов.

Во-вторых, избрание на соборе придало легитимности самой идее «представительной санкции» верховной власти. Этот опыт потом очень пригодится в 1613 году при избрании Михаила Романова. На уровне политической культуры люди увидели: когда династия ломается, собор — приемлемый способ «собрать страну». Это важный сдвиг в сознании — не парламент, конечно, но и не чистая воля одного рода.

Дальше всё упёрлось в практику правления. При Борисе были реальные попытки укрепить государство: осваивали южные окраины, строили линии укреплений и города, продвигали «новых людей» по службе, аккуратно налаживали внешние контакты. Для части служилого сословия и «детей боярских» это означало социальные лифты — они почувствовали, что можно вырасти не только по родовитости, но и по службе. Но для крестьян картина иная: упрочение закрепощения (урочные лета, сыск беглых), ужесточение контроля — это воспринималось болезненно и порождало скрытое недовольство.

Ключевой перелом — голод 1601–1603 годов. Тут психологический кредит доверия резко иссяк. Народная оптика была простой: «Если царь — от Бога, почему Бог не благоволит?» На этой почве слухи о «неправедности» власти (вплоть до разговоров о гибели царевича Дмитрия) нашли благодатную среду. Верить самозванцу стало «психологически возможно». То есть именно избранность, а не родословная сделала Бориса более уязвимым перед мифом «чудесно спасшегося законного наследника».

В итоге влияние на людей было двойственным:

• краткосрочно — надежда на мир и порядок через «общий выбор» и поддержка активной государственной политики;

• среднесрочно — рост социального разнобоя: часть служилых видит новые возможности, низы — усиление несвободы;

• долгосрочно — эрозия сакральности самодержавия в глазах массы и появление готовности спорить с легитимностью царя, что ускорило Смуту;

• институционально — закрепление в памяти механизма «соборного утверждения» власти как спасительного при династическом кризисе.

Сказалось это всё предельно по-русски: сначала надежда на «умного хозяина», потом — обида на «неблаговоление свыше» и стремительный уход в поиски «истинного царя».