Почему самозванцу Лжедмитрию I удалось так легко склонить на свою сторону широкие слои населения?

Коротко: потому что он попал в «идеальное окно возможностей» Смутного времени и умело совместил легитимность по крови, надежды на перемены и адресные обещания разным группам. Развёрнуто — по пунктам.

1. Кризис легитимности и «право крови».
   После смерти Ивана Грозного власть Рюриковичей оборвалась, а Бориса Годунова многие считали «выскочкой» и узурпатором, ещё и с дурной славой возможного участника гибели царевича Дмитрия. Появление «чудом спасшегося наследника» автоматически выглядело более законным вариантом власти. В условиях, когда «чей трон — того и правда», имя «Дмитрий» само по себе работало лучше любой пропаганды.

2. Социальная усталость и голодные годы.
   Фамильные бедствия 1601–1603 гг. (неурожаи, голод, разорение) подорвали доверие к Годунову. Массы обнищали, разбрелись, пополнили казачьи и владетельные отряды — то есть ту среду, которая особенно восприимчива к харизматическому претенденту, обещающему «новую справедливость».

3. Обещания «для каждого» и умная агитация.
   Лжедмитрий раздавал «прелестные грамоты» — письма с конкретными посулами:
   • служилым людям — облегчение службы, милость, денежные раздачи;
   • казачьим кругам — признание их вольностей и широкий простор для «добычи»;
   • посадским — послабления в налогах и торговых тяготах;
   • крестьянам — надежду на смягчение закрепощения (на фоне заповедных лет и розыскных сроков при Борисе).
   Каждый слышал «своё». Даже если часть обещаний была туманной, они работали как мощный мобилизующий миф.

4. Религиозно-символическая игра и образ «своего».
   Он тщательно играл роль православного царевича: клятвы блюсти «старую веру», поклоны святыням, жесты смирения, щедрость к монастырям. Это обезоруживало скептиков и давало духовное оправдание поддержке. Позднее часть иерархии тоже легитимировала его власть — а простой народ тянулся за церковным знаком.

5. Техника «мягкой руки»: щедрость и редкость казней.
   На раннем этапе он избегал массовых расправ, щедро жаловал приверженцев. Для страны, уставшей от суровой дисциплины и тягла, это выглядело как «новый стиль царя» — милостивый и близкий к людям.

6. Трещины в элите и поддержка «снаружи».
   Часть бояр была настроена против Годунова и охотно видела в претенденте инструмент своих планов. Польско-литовские магнаты и наёмники дали ему стартовый военный ресурс и политический вес. Но важно: решающей стала не внешняя помощь, а массовое «перетекание» внутренних сил — городов, гарнизонов, воевод.

7. Рассыпание вертикали в 1605 году.
   После внезапной смерти Бориса (апрель 1605) и краткого царствования его сына Фёдора армейские части у Кромов перешли на сторону самозванца. Когда силовой каркас лояльности рухнул, сопротивляться стало некому: многие просто выбрали сторону, которая казалась и законнее, и сильнее.

8. Сила слуха и «народной логики».
   Эпоха жила слухами. Рассказ о «чудесном спасении царевича» идеально ложился на ожидания: если нынешняя власть несчастлива и страна страдает — значит, настоящий государь где-то должен явиться. В отсутствие твёрдых источников это объяснение казалось самым убедительным.

Итог. Лжедмитрий I «легко» привлёк широкие слои не потому, что был неотразим сам по себе, а потому что соединил три вещи: (а) символическую легитимность «истинного царевича», (б) точечные обещания, попадавшие в боль каждого сословия, и (в) момент, когда государственная машина ослабла и готова была переключить лояльность. В Смуту этого оказалось достаточно, чтобы из самозванца на короткое время стать «всем ожидаемым» царём.