Гегель считал, что выдающаяся личность, творящая всемирно-исторические деяния, неподсудна морали. Значение имеет величие дела, а не его нравственный смысл. Разделяете ли вы такую позицию? Свою точку зрения обоснуйте.

Я не разделяю позицию Гегеля в таком радикальном виде, хотя понимаю, откуда она берётся и в чём её соблазнительность.

Если коротко пересказать мысль: есть так называемые «всемирно-исторические личности» — условные Наполеоны, Александры Македонские и т.п. Они якобы осуществляют не свою частную волю, а «волю истории», «дух времени». Поэтому оценивать их поступки с точки зрения обычной морали будто бы неправомерно: важен масштаб свершений, а не нравственная цена, за которую они достигаются.

Почему эта идея вообще кажется разумной?

1. История действительно часто ломает привычные нормы.
   То, что в один момент кажется варварством, позже может казаться «неизбежной жертвой ради прогресса» (например, революции, войны, реформы, сопровождающиеся страданиями).

2. Обычный моральный взгляд часто узко-частный.
   Мораль отдельного человека говорит: «не убий, не обмани, не разрушай». Но государственный деятель или полководец принимает решения, которые затрагивают миллионы людей. Он как будто вынужден мыслить не в категориях «я – другой человек», а в категориях «народ – история – будущее».

3. Величие личности видно именно в последствиях.
   Есть люди, чьи действия изменили карту мира, экономику, культуру. На этом фоне мелкие нравственные нарушения как бы «теряются» в колоссальном масштабе.

Но именно здесь, на мой взгляд, и скрыт главный обман.

Во-первых, кто решает, что человек «всемирно-исторический»?
Это всегда задним числом. При жизни он может быть просто амбициозным правителем, военачальником, революционером. Победил — «великий». Проиграл — «авантюрист», «злодей», «тиран». Если мораль неприменима к «великим», а величие мы определяем по факту успеха, то получается очень опасная логика:
«Если мне удалось – значит, я был выше морали».
Это подмена: удача и сила поднимаются над добром и злом.

Во-вторых, мораль — не украшение, а способ защитить людей от произвола сильных.
Именно мораль говорит: чужая жизнь не менее ценна, чем твоя цель, даже если цель кажется «исторической». Если мы снимаем моральный суд с выдающихся личностей, мы фактически говорим: «Ты можешь использовать людей как средство, если у тебя достаточно масштабная идея». Это прямой путь к оправданию террора, геноцида, массовых репрессий: всегда можно сказать, что это «ради будущего» и «ради прогресса».

В-третьих, величие результата не отменяет ответственности за средства.
Даже если некоторые великие преобразования действительно улучшили жизнь миллионов, это не делает автоматом «правильными» все совершённые ради них преступления. Можно признать историческую значимость деяний и одновременно осудить жестокость, цинизм, презрение к человеческому достоинству.
Историческая оценка и моральная оценка — разные плоскости, и одну нельзя отменить другой.

В-четвёртых, идея «воли истории» размывает личную ответственность.
Если считать, что великий деятель — всего лишь «орудие мирового духа», его собственный выбор будто бы исчезает: он «не мог поступить иначе», «таков ход истории». Но в реальности он мог вести переговоры иначе, мог отказаться от излишней жестокости, мог пойти по более мягкому пути.
Ссылаться на «историю», чтобы оправдать своё насилие, — удобная отговорка, но это не отменяет того, что решения принимал конкретный человек.

В-пятых, мораль тоже исторична, но это не повод отказываться от неё.
Да, нормы меняются. Но есть некие базовые вещи: ценность человеческой жизни, недопустимость пыток, геноцида, преднамеренного уничтожения невиновных. Если ради «высокой цели» мы готовы систематически топтать эти фундаментальные принципы, вскоре любое зло можно будет назвать «исторической необходимостью».

Я бы сформулировал свою позицию так:

1. Историческое величие и моральная оценка — две разные шкалы.
   Можно сказать: «Этот человек изменил ход истории» и одновременно: «Многие его действия глубоко аморальны». Наличие первой оценки не отменяет необходимость второй.

2. «Всемирно-историческая личность» не имеет иммунитета от морали.
   Напротив, чем больше власти и влияния у человека, тем выше требования к его нравственной ответственности. Масштаб власти не оправдание, а усилитель ответственности.

3. Понимать — не значит оправдывать.
   Можно пытаться объяснить, почему та или иная личность действовала именно так, в контексте эпохи, политических обстоятельств, менталитета. Но объяснение причин не равно моральному оправданию. Мы можем понять, почему было сделано зло, и всё равно назвать его злом.

4. История не освобождает от совести.
   «Так требовала история» — слишком удобный миф для тех, кто хочет не признавать свою вину. История — это не некая личность, которая подписывается под приказами и приговорами. Под ними всегда стоят конкретные имена.

Поэтому я не согласен с тезисом, что величие дела важнее его нравственного смысла. Без морали «великие дела» легко превращаются в красивые обёртки для огромных человеческих трагедий. Настоящее величие, как мне кажется, как раз и проявляется в том, чтобы стремиться к исторически значимым целям, не переставая видеть в людях не средство, а ценность.