Я бы объяснил это так: нацисты получили массовую поддержку не из-за одной «магической» причины, а из-за совпадения сразу нескольких сильных факторов — экономических, политических, культурных и сугубо технологических. В сумме они сделали их программу убедительной для очень разных слоёв общества и подтолкнули миллионы людей голосовать за них, а после прихода к власти — мириться с режимом.

1) Травма поражения и Версаль

Поражение 1918 года и Версальский договор воспринимались как национальное унижение и несправедливость. Миф «удара в спину» (что Германию «предали» политики и «внутренние враги») дал удобное объяснение тяжёлой реальности. Нацисты встроили в свою риторику обещание «отменить Версаль», вернуть территории, восстановить армию и гордость. Для людей это была простая, эмоционально понятная повестка.

2) Экономический обвал и быт

Два удара подряд — гиперинфляция 1923 года (съела сбережения ремесленников, учителей, пенсионеров) и Великая депрессия с 1929 года (к 1932-му — около 6 миллионов безработных) — разрушили ощущение стабильности. Нацисты обещали «работу и хлеб» и давали конкретные образы: общественные работы, автобаны, перевооружение. Для части избирателей это выглядело как практичный выход, а не только идеология.

3) Политический тупик Веймара

Республика страдала от фрагментации партий, частых выборов и правительств меньшинства. С 1930 года страна всё чаще управлялась чрезвычайными декретами президента (брюнинг, фон Папен, фон Шлейхер), обходя парламент. На этом фоне тезис нацистов «мы наведём порядок, покончим с хаосом политиков» казался рациональным. К тому же крупные консервативные элиты решили, что смогут «оседлать» Гитлера и сдерживать его — это легитимизировало его в глазах умеренных.

4) Страх перед коммунизмом

После революций и кризиса реальной альтернативой на многих участках были коммунисты (КПГ) с уличными боями, забастовками, радикальными лозунгами. Для собственников, чиновников, крестьян-собственников и городской «средней руки» нацисты выглядели как «жёсткая антикоммунистическая страховка». Не случайно значимая часть финансирования и поддержки пришла от бизнеса и аграриев.

5) Пропаганда нового типа

Геббельс построил одну из первых по-настоящему современных кампаний: единый стиль, символика, короткие слоганы, фокус на эмоциях, огромные митинги, факельные шествия, кинохроника, радио («народный приёмник»), агитационные турне Гитлера по стране. На фоне сухих речей умеренных партий это производило сильное впечатление. Добавьте персонализацию власти — «фюрер как спаситель» — и вы получите мощную «политическую упаковку», которая вытягивала голосование даже без детального чтения программы.

6) Насилие и запугивание как «фон»

Штурмовые отряды (СА) и уличные бойцы обеспечивали присутствие на улицах, охрану митингов, а иногда — прямое давление на оппонентов. Это не «заменило» поддержку, но помогло: кто-то предпочитал не спорить; кому-то казалось, что «сильная рука» действительно наводит порядок в условиях уличной войны между радикалами.

7) Умение говорить разным аудиториям разное

Нацисты были почти «партией-хамелеоном». Рабочему — про «работу и справедливую зарплату»; крестьянину — про «честные цены и защиту от городских спекулянтов»; владельцу лавки — про «борьбу с сетями и процентщиками»; офицеру — про «великую армию»; верующим — про «традиционные ценности». При этом общая нить — национальное единство и враг-козёл отпущения — делала мозаику цельной.

8) Поиск «виноватых» и старая ксенофобия

Антисемитизм (плюс враждебность к «нежелательным» группам) существовал в обществе задолго до НСДАП. Партия радикализовала его, предложив «простое» объяснение сложных проблем: «виноваты евреи, марксисты, иностранцы, декаданс». Для части населения это сняло внутреннее напряжение: не мы ошиблись, нас «отравили». Это страшно, но психологически работает — особенно в кризис.

9) География и социология поддержки

Поддержка была неравномерной. В среднем выше — у протестантов, в сельских и малых городах северо-востока; ниже — в католических регионах с сильными собственными партиями (Центр), а также в промышленных рабочих районах, где сильны социал-демократы и коммунисты. Молодёжь и «новые средние слои» (служащие, мелкие предприниматели) голосовали активнее за НСДАП, чем пожилые рабочие старых профсоюзов. Это важно: «массовая» поддержка не значит «равномерная».

10) Электоральная динамика до 1933 года

Нацисты росли за счёт «плавающего» протестного голоса и обрушения либералов/консерваторов: 18% в 1930, 37% в июле 1932, затем спад до 33% в ноябре 1932 — но всё равно крупнейшая партия. То есть даже «пик» до прихода к власти — это не абсолютное большинство, а умелая игра на расколе остальных.

11) Конвертация власти в лояльность (после января 1933 года)

Массовость поддержки усилилась уже ПОСЛЕ назначения Гитлера канцлером 30 января 1933-го: репрессии против оппозиции, Gleichschaltung (уравнивание институтов), запрет конкурентов, слияние государства и партии. Одновременно — быстрые видимые «успехи»: исчезновение открытой безработицы (за счёт призыва в армию, общественных работ, вытеснения женщин из ряда профессий и статистических трюков), автобаны, ремилитаризация Рейнской области, аншлюс Австрии, «воссоединения» немцев. Для обывателя это подтверждало: «ребята работают» — и укрепляло постфактум веру, что поддержка была правильной.

12) Слабость альтернатив и износ демократии

Оппозиция была раздроблена и идеологически враждебна друг другу (СПД против КПГ и наоборот). Центристы выглядели бессильными. У многих не было ни доверия к институтам, ни опыта «проигрывать выборы и жить дальше». Авторитаризм в германской политической культуре имел корни — и нацисты ими воспользовались.

Если собрать всё в одну формулу, то она такая: глубокий социально-экономический стресс + чувство национального унижения + страх радикальной левой + кризис демократических институтов + агрессивная, технологичная пропаганда и уличное давление + простые обещания быстрых улучшений, усиленные реальными (хотя и дорого стоившими миру) ранними успехами. В такой среде миллионы вполне обычных людей сочли нацистов «наименьшим из зол» или даже «единственным шансом». Это не оправдание — это объяснение того, как подобная массовая поддержка вообще могла возникнуть.