Остаётся ли Базаров в Никольском таким же, как и до приезда туда?

Коротко: нет, не остаётся. Приезд в Никольское становится для Базарова точкой перелома.

До встречи с Анной Сергеевной Одинцовой он держится как холодный, уверенный в себе нигилист: всё “субъективное” — чувства, романтика, тонкости души — он отвергает. В Никольском же он впервые по-настоящему влюбляется, а вместе с этим теряет прежнюю невозмутимость. Его речь становится короче и резче, он уходит от споров, тяготеет к одиночеству, мучается ревностью и внутренней неловкостью. Там, где раньше он разрезал “лягушек” с ледяной точностью, теперь он заносит скальпель — и останавливается: внимание уходит с предмета на себя самого.

Эта влюблённость бьёт по фундаменту его убеждений. Базаров чувствует, что человеческая природа не исчерпывается рациональными формулами; за бронёй отрицания обнаруживаются слабость, уязвимость, потребность в близости. Сцена признания Одинцовой и мгновенный отъезд наутро — прямое свидетельство того, что прежняя самоуверенность дала трещину: он не “берёт” ситуацию разумом, а спасается бегством.

Дальше это внутреннее смятение отзовётся в его поступках и отношениях с людьми (в том числе — резкостью, срывами, неловкими жестами), но начало перемен — именно в Никольском. Так что Базаров там уже “не тот”: он выходит из Никольского другим — надломленным, сомневающимся, впервые по-настоящему столкнувшимся с тем, что его теория не покрывает всей жизни.