Что общего между пророком Пушкина и Лермонтова?

Коротко: у Пушкина и Лермонтова «Пророк» — это один и тот же архетип: поэт как избранник, получивший свыше дар «видеть/слышать/говорить» истину и потому неизбежно противопоставленный толпе. Разными интонациями, но про одно и то же.

Что именно общее:

1. Библейская основа.
   Обе поэмы отталкиваются от видения Исайи (круг серафимов, огненный уголь, очищение уст). У Пушкина — шестькрылый сераф, «угль, пылающий огнём»; у Лермонтова — тот же мотив «огненных речей» и «посланничества». Это не просто декорация: через Исайю оба говорят о происхождении поэтического дара как о сакральном акте посвящения.

2. Жанровая модель «поэт = пророк».
   Герой — не частное лицо, а носитель сверхзадачи: слышать «небо», говорить «людям». У Пушкина посвящение завершается императивом миссии: «и жги сердца людей»; у Лермонтова герой уже живёт с этим даром — и он же его распинает, но статус избранника сохраняется.

3. Мотив внутреннего преображения.
   В обоих текстах пророка «пересобирают»: меняются органы чувств и речь (у Пушкина — новые уши, зрение, «жало мудрыя змеи» вместо языка; у Лермонтова — «речь прозвучала огнём», «душа возгорелась»). То есть поэзия понимается как другая антропология — человек становится иным существом.

4. Конфликт с миром людей.
   И у Пушкина, и у Лермонтова пророк неизбежно оказывается «вне»: толпа не хочет его слышать, испытывает страх/злобу. У Пушкина это потенциальный конфликт (после посвящения он идёт «в пустыню» к людям, чтобы жечь сердца); у Лермонтова — уже реализованный: люди отталкивают, герой изгонён, остается пустыня и одиночество. Но общий тезис один — правда пророка не совпадает с запросом толпы.

5. Этика дара: слово как огонь.
   Слово у обоих — не украшение, а сила воздействия и ответственности: «глаголом жги…» у Пушкина; у Лермонтова слово обжигает и говорящего, и слушающих, отсюда страдание и изоляция. Огонь — общий символ дара и кары.

6. Романтическая оптика.
   В обоих случаях пророк — фигура романтического художника: одиночество, высота призвания, трагизм служения, антиномия «небо/земля». Формально тексты разные по тону, но философская рамка совпадает.

Итого: общее — библейский сюжет посвящения, образ поэта как пророка, трансформация чувств и речи, огненная природа слова и неизбежный конфликт с обществом. Пушкин формулирует программу и миссию пророка; Лермонтов показывает ту же фигуру уже в истории её столкновения с миром, но «тип» героя и его священная функция у обоих — едины.